О Ване писать легко и одновременно трудно. Доступность объясняется тем, что он всегда был на виду. Будучи незаурядной личностью, он приковывал к себе повышенное внимание горожан и друзей по производству на Богословском алюминиевом заводе.

А вот сложность воспоминаний обусловлена его горными одиссеями, когда он уходил в другой, более высокий мир, где далеко не каждый мог за ним угнаться и понять ту, особенную атмосферу.

Я не встречался с ним очно в противостоянии на футбольном поле, в плавательном бассейне, на марафонской дистанции, но слышал и знал, что он спортивным премудростям обучен и чрезвычайно способен.

Как-то мне пришлось собирать материал для очерка о первых «моржах» в городе Краснотурьинске. Напросился на встречу с Виктором Степановичем Дехтерчуком, одним из пионеров этого движения. Он долго предавался воспоминаниям, рассказывал о соратниках – Алексее Успенском, Юрии Тонкушине, Николае Клеменцове. Показывал черно-белые фотографии. На одной из них группа людей в плавках была запечатлена на водной станции зимой. Перед мужиками стояли два подростка, один из которых выделялся статью и широкой костью.

- Это кто? – поинтересовался я у Степаныча.

- Ванька Успенский. Видишь, стоит перед отцом, который и привлек его к моржеванию.

В период увлечения марафонским бегом и проведения в городе первых марафонских забегов задался целью составить список всех краснотурьинских марафонцев. И тут среди многочисленных опросов, воспоминаний и бесед вновь всплыла фамилия Ивана. Я ни разу не видел его бегающим, но, оказывается, и этим испытанием он уже успел себя проверить и пробежал необходимую дистанцию за 2:57.51 в Калининграде в 1986 году.

Параллельно я регулярно встречал упоминание Ивана в спортивной хронике заводской многотиражки «Алюминщик», где он фигурировал победителем спартакиад то в поднятии гири, то в перетягивании каната, то в шахматных и шашечных турнирах.

Ну, а когда начались наши конжаковские приключения, связанные с подготовкой горного марафона, Ванюша, как истинный русский богатырь, предстал во всей красе.

Конечно, дольше всех при распиловке упавших на тропу кедров выдерживал Ваня. Причем делал это на пару с тогдашней своей спутницей Ольгой Масликовой. Бензопил тогда у нас не было, работали двуручкой, и надо представлять, каково это – распилить кедру или листвянку в два обхвата.

При подъеме дров на вершину в его рюкзак почему-то вмещалось больше полешек, чем у кого бы то ни было. Не из-за того, что он таскал самый объемный рюк, а потому что так требовали возможности его организма и характер.

Ему можно было поручить любое сложное дело, особенно такое, где исход зависел от «физики». Помнится, мы никак не могли избавиться от огромной кучи гнилой картошки, которую на прежней стартовой поляне нам вывалили военные из-под Кытлыма. Самосвал или два. Безобразное гниение, зловоние на всю округу, а до марафона - пара-тройка недель. Решили все это дело сжечь. Обратился к Ване, он попросил пару человек в подмогу. Мы ушли на Конжак, а он остался. И что вы думаете? Натаскал столько сухих стволов, что от кучи остались одни головешки и угольки.

Еще более выпукло проявилась сила и надежность Ивана в последний июньский выезд на подготовку марафона «Конжак-2000». До старта оставалась всего неделя, а природа взяла и преподнесла нам такой сюрприз, что до сих пор вспоминается страшным сном.

При подъезде ко 2-й Серебрянке увидели застывшие машины. Оказалось, что взбухшая от ночного дождя речка утащила трубный мост и размыла дорожное полотно. Все, проезда нет. Мы не стали напрягать водителя «вахтовки» форсированием водной преграды, разгрузились и принялись таскать бревна для переправы. Настелили, перешли и пошагали по дороге к старту. Так выпали нам дополнительные 12 км пути.

Дождь продолжал моросить, но на 1-й Серебрянке мост оказался цел, и мы спокойно перешли. На стартовой поляне воды было почти по колено, точнее – едва не заливало через голенище сапога. Дальнейшее продвижение к пункту Поворот было чем-то невероятным. Навстречу по дороге текла самая настоящая река, мы шли, и местами вода захлестывала выше сапог. Никто уже не обращал на это внимания, желание было – дойти до избы на Конжаковке, развести костер и обсушиться. Но обсушиться нам в этот день так и не удалось…

Хотя до избы дошли, костер все-таки развели, обед сварили, но… пора было выходить на гору. Однако группе следовало разделиться. Как назло, на последний выезд мы оставили такое важное дело, как наведение новой переправы через Конжаковку. Старая не выдерживала критики и могла просто обрушиться во время марафона. И вот природа именно сегодня подбрасывает нам такое испытание.

Кажется, Ваня сам вызвался за реализацию сложнейшей задачи. С ним остались Витя Фомин, Володя Пагнуев с сыновьями, еще кто-то… Перед нашим уходом на маршрут в избу пришла Ольга Силкина и потрясла новостью: унесло мост и на 1-й Серебрянке. Мы оказались отрезанными от Большой земли и автотранспорта двумя разлившимися речками.

Уходящим вверх - а это были Витя Васин, Саша Кольздорф, Ольга Масликова, Костя Савин, Татьяна Никишова, Саша Тетеревков – предстояло разметить красными вязками участок выше Поляны художников и занести на Йовское плато готовые вешки и шатер.

Конжаковку и ее старицу (правый рукав) мы перешли без осложнений. Речка пучилась на глазах, но вода пока не перехлестывала через бревна. Еще подумалось:  как они тут будут мостить? Поток становился мощнее на глазах. Миновали пункт Родник, где колдовал над постройкой навеса и стола руководитель КП Виктор Алексеевич Тинигин.

Пока дошли до карликового леса, нас еще дважды помочила гроза. Мы занимались разметкой, а Костя с Ольгой быстро пошли на плато, чтобы там спрятать шатер. Вокруг давно стемнело, и мы поддерживали связь криками. В момент, когда они поднялись за 16-й км, над Йовом так шарахнул гром, что показалось, будто зашатались горы. Ослепительные молнии осветили всю панораму, представлявшую собой мокрые камни вокруг и нависшие над плато низкие черные тучи. Кто не ведал грозы в горах, навсегда запомнил увиденную картину.

Дождавшись нашего авангарда, мы стали спускаться. Сверху продолжало мочить, под ногами – те же реки, что и утром, у всех зуб на зуб не попадает. Вы не представляете, с каким наслаждением мы остановились отдохнуть на родничке у Алексеича! Здесь торжествовал шикарный костер нодья из толстенных чурбаков, жар углей буквально обволакивал все пространство под навесом. Над краем костра (для Алексеича это был непреложный закон!) висели ведра с чаем. В одном томился навар со смородиновым листом, в другом – с золотым корнем. После 35-километрового сырого пути мы буквально опьянели от тепла и напитков. Думали отдохнуть часок-другой, но одна гроза сменяла другую, и мы не видели смысла вновь брести по воде. Дождались здесь рассвета.   

Поблагодарив Алексеича, бодрые и отдохнувшие, тронулись в путь. Шум ревущей воды мы услышали издалека. Сквозь монотонный гул доносились какие-то глухие глубинные удары. Подойдя, поняли: это течение тащило по дну огромные булыжники. От представшей глазам картины могло дрогнуть любое сердце. Старица, напоминающая обычно скромный ручеек, превратилась в бешено ревущий поток, смывший бревенчатую переправу, как щепку. Даже мы, видавшие вчерашние сюрпризы речек, немного опешили. К воде невозможно было подойти, а нам надо переправляться. Кто-то всерьез заговорил о том, что завтра мы вряд ли попадем на работу…

Как сейчас помню, срубили большую ель, направив ее вершину на другой берег. Она упала, полежала и, медленно прогибаясь в центре, плавно поплыла по течению. Срубили еще одно дерево – березу. Она, подразнив нас, пролежала чуть дольше и тоже мягко снялась. Только с третьей попытки, повалив огромную ель, мы смогли перебраться. Переходили, срубая по ходу ветви и страхуя друг друга руками.     

Представлять, что нас ожидает на самой Конжаковке, не хотелось. В голову лезли невеселые мысли: если уж старица так взбесилась, что же творится с основным руслом. Новый дополнительный звук с Конжаковки (помимо буханья булыжников) насторожил нас и напугал. Что-то гулко ударялось друг в друга, перекрывая ровный рев воды. Мы не могли понять, пока не увидели привычное место переправы.

Новый мост (о, слава Богу!) был переброшен с берега на берег, но в центре его почти на полметра захлестывала вода. Две гигантские ели и береза между ними, конечно же, лежали не скрепленные (тогда у нас еще не было скоб). Ударяясь друг о друга под напором воды, они и издавали этот пугающий  звук.

Переход в таких экстремальных условиях не представлялся возможным. Пришлось вооружиться вагами и дружно приподнять стволы на более-менее безопасную высоту. Мы аккуратно, почти без проблем, перешли и оглянулись назад. Невероятная Конжаковка, безумно вздувшаяся старица, бесконечные дождевые реки до границы карликового леса – все осталось позади. Мы выбрались из этого наваждения (наводнения) и знали, кому быть благодарным.

Ах, Ваня-Ванечка! Как истинный сын природы, ты смог найти с ней общий язык, сумел совладать со стихией, подставив друзьям крепкое плечо и широкую спину. Нам оставалось зайти в избу, забрать остатки амуниции и завершить маршрут марафона. Правда, через 1-ю Серебрянку пришлось переходить вброд, почти по пояс. Зато на другом берегу нас поджидал автобус, поскольку на 2-й Серебрянке трубный мост уже восстановили.

А ровно через пять дней, 1 июля, 530 спортсменов вышли на трассу Конжака, где было абсолютно сухо. И ни одна душа, увидевшая эту благодать, не поверила бы, что творилось здесь всего неделю назад.

…С Иваном Алексеевичем Успенским мы прощались в минувшую субботу. Был теплый день. Проводить в последний путь русского богатыря с доброй, чистой и открытой душой пришло много людей. Захоронили Ваню рядом с отцом, а на гроб возложили его видавшие виды горные ботинки.

А ночью земля покрылась девственным снегом, словно природа-мать хотела отблагодарить своего сына непорочным прощальным саваном.

- Вот и переночевал Ваня первую ночь в земле. Страшно… - сказал мне один из конжаковцев в воскресенье.

- Это нам, живым, а ему – нет, - высказал я свое мнение. - Ведь прожил он богатую и красивую жизнь. Такая мало кому удается.

Александр Никишов.

«…Никогда еще за пятилетнюю историю становления этого самого экстремального в стране марафона не выпадало на долю организаторов столько сложностей и непредвиденных обстоятельств в период его подготовки. Все четыре июньские поездки в горы фанатиков, отвечающих за состояние трассы перед людьми, Богом и своей совестью, сопровождались дождями, туманами, ветрами, холодом и даже грозой.
А за неделю до марафона ночной ливень и вовсе смыл два моста через реки, заставив таежных странников преодолевать вброд бурные горные потоки и дополнительные 20 км с полным снаряжением, питанием и оснасткой будущей дистанции. Вопрос жизни и смерти марафона, неожиданно оказавшегося игрушкой в руках стихии, не раз остро вставал в их смятенных душах.
Но только они, Виктор Васин, Иван Успенский, Виктор Тинигин, Татьяна Никишова, Виктор Фомин, Александр Кольздорф, Ольга Масликова, Александр Тетеревков, Константин Савин, Юрий и Марина Кох, Сергей Долгий, Владимир Пагнуев видели над серой зазубриной горы Северный Иов торжествующую радугу. А в один из просветов среди ненастья и мрака их взору предстала двойная небесная подкова, поднимающая ввысь не только уставший дух, но и осознание праведности творимого дела. Они знали и верили, что такое предзнаменование их не обманет».

(Из статьи «…Ведь это наши горы, они помогут нам!»)

"Заря Урала" № 83 , 8 июля 2000 г.